– Какие группы товаров активнее всего провозились через Казахстан в рамках параллельного импорта в 2022–2023 годах?

– Конкретные группы товаров, которые стали бы приоритетными объектами параллельного импорта, назвать сложно в связи с тем, что сами по себе объёмы импорта и реэкспорта возросли незначительно. В 2022 году нехарактерный рост объёмов импорта в Казахстан отдельных групп товаров имелся – скорее всего, к ним относились высокотехнологичные нишевые товары.

Тем не менее масштабы их реэкспорта находились на уровне статистической погрешности как в масштабе внешней торговли Казахстана, так и в масштабе экономики России.

– Привёл ли параллельный импорт в имеющихся масштабах к изменениям в структуре экономики страны? Стал ли он стимулом для новых проектов?

– Значимость Казахстана как перевалочного пункта в структуре параллельного импорта сильно преувеличивается. Это связано с географией и сложившейся логистикой, а также с ориентацией потоков товаров из Европы. В Россию их проще и выгоднее ввозить через страны Закавказья – например, Грузию и Армению, куда направлялся и основной поток релокантов из западной части России.

Системных изменений в потребительском секторе товарооборота Казахстана — а параллельный импорт ориентирован именно на этот сектор — не наблюдалось. Прироста реэкспорта «массовых» товаров народного потребления не произошло.

Соответственно, о трансформации экономики под влиянием параллельного импорта тоже говорить нельзя.

Новые логистические проекты – например, планы строительства пяти новых комплексов на границах с Россией, Китаем, Узбекистаном и Киргизией – также не связаны с параллельным импортом.

– Что сейчас влияет на политику Астаны относительно параллельного импорта? Ограничивает ли Казахстан реэкспорт в Россию или, наоборот, стимулирует его?

– На системном уровне мер по ограничению параллельного импорта не принимается. Стимулирования также не происходит, поскольку Казахстан стремится оставаться нейтральной страной.

Даже система электронного учета ввозимой и вывозимой из страны продукции – это дань многовекторности. Её запуск 1 апреля должен показать, что Астана не встаёт на сторону Москвы, защищая её от санкций, открыто. В то же время фактически ни Россия, ни Казахстан ничего от введения электронного учёта не почувствуют в силу малых объёмов реэкспорта.

В этой ситуации Астане достаточно не предпринимать никаких мер по стимулированию или демотивации участников параллельного импорта. Это позволяет сохранять хорошую репутацию в глазах западных партнёров, которым Казахстан обещает следить за соблюдением санкционных ограничений, но одновременно не вмешиваться в реальные экономические процессы.

– Связаны ли послабления для крупных казахстанских компаний, например «Казатомпрома», с шагами в сторону многовекторности? Иначе говоря, пытается ли Казахстан в обмен на эти послабления уйти от вторичных санкций?

– У Казахстана сформировалось интенсивное сотрудничество с Россией в секторах, которые либо не попали под санкции — например, добыча и переработка урана, либо оказались под формальными ограничениями — например, энергетика, где был установлен ценовой потолок.

Кроме того, санкции затронули главным образом производственные сектора, а не добывающие. У Казахстана же экономика основана на добыче и экспорте сырья, металлов и энергии.

Поэтому, как бы ни опасалась Астана вторичных санкций, они не смогли бы ударить по казахстанской экономике по чисто структурным причинам.

Наконец, в добывающем секторе Казахстана сконсолидировано много иностранного капитала. Так, на Кашаганском месторожденииработают Chevron и Eni.

Вводить санкции против нефтедобывающих предприятий означало бы для западных стран ограничивать собственные компании (в 2023 году США заявляли о дополнительном стимулировании экономик Центральной Азии. Госсекретарь Блинкен пообещал выделить всем странам региона пакет помощи в $25 млн. Для сравнения: годовой бюджет Астаны в 2022 году составил $14,8 млн — прим. Ia-centr.ru).

– Отличалась ли репрезентация проблемы санкций от реальной экономической ситуации в Казахстане? В чём причина этих отличий?

– Между информационным фоном, который сложился вокруг санкций и параллельного импорта, и реальной экономической ситуацией действительно сложилась огромная разница.

Истории о взлёте параллельного импорта и приезде в страну большого количества релокантов – во многом пиар-акция Астаны.

Дело в том, что в 2022 году доходы населения упали, хотя санкции против страны не вводились. Поэтому власти пользовались ажиотажем в СМИ и пугающими прогнозами о рисках падения экономики и угрозах вторичных санкций. Это помогло им выставить себя в лучшем свете, несмотря на то, что реальные, не связанные с санкциями и параллельным импортом проблемы сохранились.

Так, премьер, а затем и президент акцентировали внимание на том, что «в тяжёлый 2022 год Казахстан удержал темпы роста в 3,2 %». Тем не менее даже на пике негатива и страхов никто не прогнозировал никакого падения: минимальный рост оценивался в 2,2 %, что было относительно недалеко от сложившегося факта.

– Замглавы МИД Казахстана Роман Василенко заявлял в интервью иностранному изданию, что Астана придерживается «проказахстанской» позиции. В чём эта позиция выражается?

– Она выражается в том, что Казахстан ничего не делает ни для предотвращения параллельного импорта, ни для его стимулирования. Он обещает обеспечить контроль товаров в соответствии с желаниями западных партнёров следить за реэкспортом товаров в Россию.

В то же время отслеживать – не значит пресекать. Таких заявлений и обещаний МИД не дает. Той же линии Астана придерживается и в более широком контексте – например, заявляя о поддержке территориальной целостности в соответствии с Уставом ООН.

Автор: Дарья Матяшова
Источник: ia-centr.ru