Еще до премьеры я составила для себя минимальный список причин, почему надо смотреть «Чайку» А. П. Чехова в постановке Игоря Меркулова. Причины очевидны: № 1 – потому что это Чехов, № 2 – потому что это Меркулов.

К финалу третьего дня премьеры я внесла в этот перечень еще три, но думаю, что и их недостаточно.

Итак, вот вам неполный перечень причин посмотреть павлодарскую «Чайку».

Причина № 3 – актерский ансамбль

Все дни премьеры на сцене играл настоящий ансамбль, где каждый – инструмент, у каждого своя заметная партия, а вместе «получилась симфония». И это не мои слова, так выразилась гостья театра, музыкант.

Она совершенно права: Меркулов – режиссер не только драматического, но и оперного театра. Так что настроил труппу как оркестр и поставил «Чайку» как симфонию. Не по букве, а по духу, не по форме, а по внутреннему аккорду актеров. И если в начальных сценах молодые исполнители еще звучат неестественно, то к концу вдруг понимаешь, что так и было задумано.

Чехов – Суворину, 21 октября 1895 год: «Можете себе представить, пишу пьесу… Пишу ее не без удовольствия, хотя страшно вру против условий сцены. Комедия, три женских роли, шесть мужских, четыре акта, пейзаж (вид на озеро); много разговоров о литературе, мало действия, пять пудов любви».

Только к этим пяти пудам добавляются десять пудов нелюбви. И на фоне любви к литературе и сцене (во всяком случае разговоров о них) у персонажей пьесы так мало ее к человеку, к близкому, к тому, кто любит и ждет взаимности. Отсюда на сцене эти истерики, требования, рыдания. Отчаявшиеся влюбленные кричат, как голодные чайки над озером: дай, дай!

И отсюда выбивающийся из общей партии низвергатель устоев Костя Треплев (Богдан Матыскин) – он только так и мог, инфантильно инаково противопоставлять себя пресыщенной дворянско-артистической среде уже состоявшихся звезд, которая его не понимает и не принимает. Почему и прорывается это позерство, пафос, максимализм и крикливость – в той среде его мать, заслуженная актриса Аркадина, забывшая сына в глуши ради блеска столичных подмостков.

И отсюда эта неловкость учителя Медведенко (Фархад Камзин), монотонного, ноющего – этот персонаж пьесы самый бесправный, менее всех претендующий на право быть любимым, тянущий свою лямку невзаимности, стараясь не требовать ничего, чтобы не спугнуть.

И отсюда, из понимания этих чаяний, фальшь превращается в стройный нотный стан, а каждая нотка оказывается – в строку.

Весь материал читайте в свежем номере газеты (№42)

Юлия МАКСИМОВА,
фото Олега ГРАДСКОГО
Источник: «Газета «Городская НЕДЕЛЯ»